Статьи и эссе
Мир без него — просто мир
Эти дни — с 24 апреля по 22 мая, вот уже в течение трех десятилетий воспринимаются почитателями таланта Владимира Ивасюка как жалобные. 3 мая 1979 года в адрес композитора поступило приветствие с 1 мая от Василия Зинкевича — когда подписывал открытку, Зинкевич еще не знал, что его друг пропал. И по сей день не выяснено, где он был, что он делал чуть ли не четыре недели. Родители звонили по телефону всем его друзьям и знакомым, в надежде на чудо, но чуда не случилось. Они почувствовали плохое, когда в начале апреля 1979 года на сына среди белого дня в Львове напали трое неизвестных. Он был физически сильным мужчиной и мог оказать сопротивление, но их было трое — выпивших, с разбитой бутылкой из-под шампанского. Пассажиры трамвая узнали Ивасюка, вмешались. Случай, провокация или предупреждение? Кому пришло в голову поднять руку на любимого творца?
…«Червоная рута» и «Водограй» сразу преодолели “железный занавес”. Пели песни в Польше и ЧССР, печатали в своих изданиях. Вначале властям, очевидно, это было приятно: вот, мол, гляньте, какая победа национальной политики, когда песню поет вся страна и эта песня — украинская. Однако если бы на «Червоной руте» и «Водограе» все закончилось, то, возможно, судьба Ивасюка сложилась бы иначе. Но первые его песенные шедевры были не вершиной, а сердцевиной айсберга украинской песни, и вызывали целую лавину новых песен, и не только генетических украинских композиторов. Под воздействием Ивасюка писали Давид Тухманов и Эдуард Ханок, песни Ивасюка пели грузины и белорусы. А тут еще и ансамбль «Песняры», который возглавил генетический россиянин Владимир Мулявин, который оказался большим белорусом, чем многие другие творцы этой республики. Ивасюк и Мулявин почему-то больше всего раздражили достопамятного главного партийного идеолога Суслова, которому везде слышались песни именно этих двух творцов.
Уравновесить популярность «Червоной руты» какой-то другой песней в действительности было трудно, потому что ее пели все, везде и всегда. Без перевода. Даже в 1979 году одну из передач «В рабочий полдень» на заказ радиослушателей «Маяка» полностью посвятили песням Ивасюка, он даже выслал из Львова в Москву записанные на пленку ответы на вопросы почитателей. А начинали программу — с «Червоной руты»!
И пока Ивасюк учился в медицинском институте и воспринимался на будущее как врач, это еще можно было терпеть. Но он начинает учиться на подготовительном отделении Львовской консерватории. Заканчивает мединститут и хотя вступает в аспирантуру, однако вскоре оставляет ее, потому что музыки в его душе было намного больше, чем медицины. Педагог по композиции Анатолий Кос-Анатольский дает Владимиру прекрасную характеристику для вступления на первый курс. А когда уже есть первый курс — даже если и подыгрывали ему преподаватели консерватории в оценке или сквозь пальцы смотрели на пропуски занятий, так как какую славу принес Ивасюк консерватории в частности и Львову в целом, — то при упрямстве этого парня, звезды с неба снимающего, он дойдет до последнего курса. Тем более что в молодежной среде его ценили не только как композитора-песняра, но и как высокообразованного благородного человека. На съезде комсомола Украины, делегатом которого Ивасюка избрали комсомольцы Львовщины, он был чуть ли не самым популярным человеком. В фойе дворца «Украина» всегда в перерывах звучали его песни — гордились им как воспитанником комсомола и Буковина, и Львов, и вся Украина.
Рассказывал Левко Дутковский, как в 1973 году, после вручения Украинской CСР ордена Дружбы народов за то, что был собран 1 миллиард пудов хлеба (какая тогда была битва за этот первый украинский миллиард!), он вместе с ансамблем «Смеричка» принимал участие в торжественном концерте. И ему жали руку Брежнев и Щербицкий. Вспомнили при этом и Владимира — уж очень хотел Генсек пожать руку автору «Червоной руты». «Смеричка» как раз тогда перешла на профессиональную сцену в областную филармонию. Казалось бы, все пути-дороги открыты для Левка! Однако уже в октябре 1975 года он вынужден уйти из ансамбля «Смеричка» простым звукорежиссером на местное телевидение. Вот тебе и пожатие руки Генсека! Ансамбль же отдают на откуп то Соколову, то Таперечкину.
Владимир Ивасюк при всей своей славе был еще менее защищен, чем Левко, — у Левка была жена Алла — художник-дизайнер, единомышленник, коллега (это она создавала костюмы для «Смерички»). С Владимиром в Львове жила и училась в медицинском институте младшая сестра Галя, но в 1975 году она вышла замуж. И Владимир остался сам.
Вот бы вернуться в то время и узнать, с какой целью вызывали Владимира во Львов для учебы в
медицинском институте, предлагая и консерваторию? Неужели только для славы города? Львов же никогда
не был беден на таланты — ни литературные, ни композиторские и певческие. Но в 70-е годы слава
Анатолия Кос-Анатольского уже поблекла, Мирослав Скорик еще в 1966 году отправился в Киев, а
впоследствии отошел от песнетворчества, а Игорь Билозир еще только был на подходе — он учился в
консерватории, как и Богдан Янивский и Иван Попович. А Владимир Ивасюк в то время (лето 1972 года)
имел могучую перспективу превратиться во что-то большее, чем “самодеятельный композитор”, к рангу
которого его уже причислили чиновники. Был молод, амбициозен, около его ноги уже лежали Украина,
Россия, весь СССР. Он с первой
попытки “взял” Москву — легче, чем Наполеон, потому что нашел там единомышленников. И такой могучий
талант — в “загуменкованных” Черновцах? Вероятно, что судьбу его решали не в Черновцах — здесь же
писали на юношу доносы, что “не посещает практические занятия — с сентября пропустил 18 пар,
следовательно, сдать отработку не сможет, нужно исключать из медицинского института”
. Интересно, как
рука поднималась такое писать на человека, который прославил Черновицкий медицинский институт на
весь Советский Союз и всю Восточную Европу? Возможно, что здесь была и элементарная зависть. Но все
преподаватели мединститута, тем более автор «Докладной», хорошо знали, что не все отличники
становились такими же отличными врачами. Врач — это так же чувство, талант, это так же творчество.
Владимир имел все данные, чтобы стать хорошим врачом — это утверждают его однокурсники — в настоящее
время достойные люди, высокопрофессиональные специалисты, например Мария Марчук, Анатолий Ющук и
другие, вспоминающие Владимира. Понятно, что среди преподавателей были и такие, которые просто не
понимали, ЧТО являет собой Владимир Ивасюк, — осеняемые идеей Платона Кречета (персонаж одноименной
пьесы А. Корнийчука — врач-скрипач), влюбленные во врачебную профессию до фанатизма, они хотели
одного — чтобы Владимир Ивасюк принадлежал к их “цеху”. И делали все для этого. Но когда к родителям
Владимира пришли представители Львовского медицинского института — а сам Владимир был в военных
лагерях и работал над песней «Песня будет среди нас», — то
это не могло быть решением только ректората этого вуза
— ведь отцу пообещали, что сын сможет учиться в консерватории. Случай не частый, чтобы не сказать —
уникальный, как по тем временам. Потому что и сам перевод из института в институт без уважительной
причины — это должен был быть переезд из города в город или что-то не менее важное — утверждался
только Министерством. А чтобы принять студента медицинского института на подготовительное отделение
консерватории — здесь также должно было быть согласие высшей инстанции. То есть судьба Ивасюка была
решена уже до того, как послать представителя Львовского медицинского в Черновцы. И на очень высоком
уровне. Его переезд во Львов был своеобразным “задатком” за будущую работу.
Какой же работы хотели от молодого творца партийные советские должностные лица? По-видимому, в первую очередь — это “придворных” песен, или, как тогда называли подобные произведения, “паровозов”. И тут оказалось, что Ивасюк и не имеет песен о партии и комсомоле — хотя и был в свое время делегатом и областной комсомольской конференции, и даже съезда комсомольского. Но, собственно, это можно было бы как-то простить, если бы случилось другое, намного более важное — вступление в ряды партии. Это был бы невероятный козырь в их руке!
Видимо, Ивасюк не поддавался в полной мере соответствующему влиянию, потому что в 1976 его исключили из консерватории — за пропуски занятий. Не удалось в Черновцах — удалось в Львове. Хотя — неужели нельзя было каким-то образом компенсировать эти пропуски? Ведь каким-то образом находили и тогда, и теперь выход для выдающихся спортсменов, которые ездили на соревнования. Или снова кто-то могучий решил его судьбу? Когда же Владимир, ценой больших усилий, возобновил учебу в консерватории, принял участие в нескольких официальных концертах, приблизительно в это время, как пишет М. Г. Ивасюк в повести «Монолог перед лицом сына», к ему подошла с разговором о вступлении в партию секретарь парторганизации Леонтина Мельничук. Известно, что вступление в партию среди интеллигенции строго лимитировалось, но Ивасюк еще был студентом, то есть имел приблизительно такие же права, как тракторист или доярка. Однако влияние на молодежь от его шага, да еще в год 60-летия Октябрьской революции, было бы намного большим, чем если бы это сделали даже 100 шахтеров в Енакиево. Правда, в этой истории был один “гвоздь” — хотя его мать София Ивановна была членом партии с 1943 года, что давало Владимиру очевидные преимущества, то отец 7 лет провел в Печорлаге и никогда не мог стать членом партии. А сам Владимир проштрафился в 1966 году, когда попал в историю с памятником Ленину в Кицмане и за это был исключен из комсомола. В Советском Союзе могли не вести учет расходов газа, леса, воды, но поступок Владимира был занесен в особенные реестры — имеется в виду служба безопасности. Хотя вскоре юношу восстановили в комсомоле, но однажды в письме к отцу Владимир сознавался, что волнуется из-за своих двух комсомольских билетов. По-видимому, именно поэтому он не попал в 1972 году в Мюнхен на Олимпийские игры в составе артистической бригады, хотя заботился о нем ЦК ВЛКСМ и документы в Москву передавались (поездом). Значит, кто-то более сильный, чем Евгений Тяжельников, тогда первый секретарь ЦК ВЛКСМ, не допустил Ивасюка к поездке. И кто бы это мог быть? Так же в 1975 году Владимир заполнял документы на поездку во Францию — на этом и закончилось.
Но когда уже сама секретарь партбюро завела о вступлении в партию разговор, значит, вышеупомянутые препятствия (события апреля 1966 года, исключение из консерватории, вынужденная безработица — с лета 1976 до сентября 1977, и даже то, что Ивасюк 4 марта 1977 года вышел из комсомольского возраста, который давал определенные преимущества при вступлении в КПСС) были устранены с пути Владимира. Кем-то могучим. Потому что он был очень нужен как коммунист. Оставались сугубо “технические” вопросы: проведение партсобраний, сбор рекомендации, поход на заседание парткомиссии в райкоме КПУ, но этим уже должно было заниматься партбюро. И то, что Владимир не поддержал этот процесс со вступлением дало толчок к продолжению кампании компрометации и дискредитации Владимира Ивасюка, начатой в 1976 году, когда его исключили из консерватории. Возможно, именно тогда на нем поставили точку, списали со счета. Знаю, что говорю, потому что в 1981 году пережила похожую ситуацию. А я же была одним из сотни журналистов сотни областных телерадиокомитетов СССР, и то мою биографию и биографию моих родителей изучали в соответствующих органах: какая причина отказа? — а на работе просто не давали дышать.
Ивасюк был одним-единственным — на весь Львов, на всю Украину, на весь Союз.
Михаил Ивасюк в повести «Монолог перед лицом сына» однозначно называет фамилию двух прежних компартийных секретарей — Добрика и Яремчука — считая их причастными к гибели сына.
Вполне понятно, что в тоталитарном обществе партийные мужи отвечали перед высшими эшелонами
за все, что делается на подчиненной им территории. Был такой страшный случай в Черновцах, когда
пропала жена одного из инструкторов обкома партии. В те
же времена работники этих учреждений — и чем выше, тем больше — имели статус неприкосновенности (как
нынешние депутаты). Сначала даже зацепки не было относительно местонахождения молодой красивой
женщины, дочки преподавателей-доцентов Черновицкого университета. Мужчина сам заявил об исчезновении
жены, ее начали искать. Месяца через два выяснились, что она не пропала, а убил ее в собственном
доме муж — партийный работник. А Ивасюка не было почти 4 недели! И родители совсем не ощущали, что
их сына ищут, — наоборот, были убеждены в том, что что-то замалчивается. Автор книги «Жизни и смерть Владимира Ивасюка» Иван Лепша
утверждает, что на следственном деле Шевченковской районной прокуратуры было написано так: “Дело об
убийстве Владимира Ивасюка. Открыто 27 апреля, закрыто 11 мая 1979 г.”
. Тело же композитора
нашли 17 мая. И уже после смерти опять порочили память творца, сделав его в глазах людей
алкоголиком, человеком, который в течение двух лет (с июня 1977 — когда лег в больницу) никак не мог
выйти из депрессивного состояния. Кто же тогда подготовил к печати сборник
песен, прошел тяжелое испытание художественного совета издательства «Музыкальная Украина»,
член которого Игорь Шамо — мол, не так пишет — дважды возражал против издания сборника? Кто
заботился о романе отца «Сердце не камень», который вышел в 1977 году и сразу получил известность?
Кто готовил вместе с руководителем Главной редакции музыкальных программ УТ Наталией Абрамовой и дирижером Ростиславом Бабичем запись
новой песни в ДЗЗ? Кто в апреле 1978 ездил в Ереван на конкурс
молодых композиторов, а в ноябре — на всесоюзный конкурс в Москву, чтобы там стать лауреатом в двух
номинациях — за фортепианную сюиту и песню «Баллада о Викторе
Хара»?
Кого строители Олимпийского поселка пригласили к себе в гости, чтобы в авторском исполнении послушать замечательные песни? А как высоко оценили песенное творчество Ивасюка на всеукраинском смотре творческой молодежи в октябре 1978 года — и председатель Союза композиторов Украины Андрей Штогаренко в своем докладе, и музыкальная критика из Одессы и Вильнюса!
4 марта в Черновцах вместе с Дутковскими — Левком и Аллой, родителями и сестрой праздновал свое 30-летие. Много работал, готовился сдать экзамены за 2 курса, чтобы быстрее окончить консерваторию. Носил в портфеле незаконченные произведения. В апреле в Хмельницком (там был членом жюри конкурса комсомольской и патриотической песни) показывал Ольге Рутковской незаконченный «Струнный квартет». У него были замечательные отношения с педагогом — Лешеком Мазепой.
Ему написали замечательную характеристику для представления на премию имени Островского. Да, он имел право на получение этой награды, ведь был кумиром всей молодежи. Но в то же время с ним представляли и Олега Киву — талантливого композитора, на 2 года старшего, чем Ивасюк, киевлянина, он был членом Союза композиторов, который эту премию и получил. Ивасюк же в то время был студентом консерватории. Он знал, что по закону членом Союза сможет стать, только получив диплом консерватории. Поэтому и спешил досрочно закончить учебу. И Юрий Рыбчинский вспоминал, что Ивасюк по окончании консерватории собирался переезжать в Киев, где все же было больше возможностей для творца его масштаба. Ему же было всего 30 — жизнь впереди!
Стоит развеять миф о неприсуждении Ивасюку Шевченковской премии за спектакль «Знаменосцы». Спектакль «Знаменосцы» в Львовском театре им. Заньковецкой в 1975 году занял первое место на конкурсе театральных представлений, посвященном 30-летию победы. Музыка Ивасюка к спектаклю была оценена чрезвычайно высоко. Но Шевченковскую премию заньковчанам в 1977 году присудили за спектакль «Тыл». Еще стоит отметить, что и Лариса Кадырова, которая сыграла в «Знаменосцах» одну из главных ролей, лауреатом премии стала только в 2009 году!
Как вспоминала незабываемая Людмила Шкуркина, первая любовь Ивасюка, Владимир был сильным
мужчиной, он умел достойно переживать неудачи. Так мог ли Ивасюк впасть аж в такую депрессию, чтобы
наложить на себя руки самым примитивным способом? Возможно, все, изложенное выше, — детали. Но очень
важные детали, которые помогли бы, наконец, открыть завесу над тем, почему погиб Ивасюк. А дополнение к
сказанному можно найти в книге «Заговорщики в Кремле» российских исследователей В. Соловьева и
Е. Клепиковой, в интервью Неонилы Братунь, упомянутой уже книге Ивана Лепши и тому подобном. Поэтому
вызывало разочарование утверждение О. Медведько, что за три месяца работы следственной комиссии по
делу смерти певца “причастных к возможной гибели Ивасюка пока не установлено”
.
Какое бы решение не приняла Генпрокуратура по делу Владимира Ивасюка, те, кто знал его тогда, кто уважает его талант сегодня, никогда не согласятся с версией, что композитор сам лишил себя жизни. В конечном итоге, он имел конкретные жизненные и творческие планы и собирался их выполнить. Около него была мама, он боготворил отца и сестер. Он принадлежал музыке, а, как сказал великий поэт, “лишь любовь музыки сильнее”. Поэтому хочется одного — чтобы “не касались музыки руками”. Ивасюк заслужил своим большим талантом право на светлую память.
Прасковья Нечаева
2009
