Статьи и эссе

В плену печали

Дата его рождения известна — 4 марта 1949 года. Дата смерти предполагает трагическое многоточие… 30-летний Владимир Ивасюк утром 24 апреля 1979 года спешил в консерваторию, а домой уже так никогда и не вернулся. Его изуродованное тело нашли через три недели в Брюховичском лесу, что под Львовом. Теперь его могила всегда устлана живыми цветами. А его песни — вне моды и хит-парадов. О малоизвестных страницах жизни легендарного украинского поэта и композитора (он оставил около 100 песен и романсов, около полусотни инструментальных произведений, музыку к спектаклям) «ЗН» рассказала его сестра — Галина Ивасюк-Крыса.

Владимир Ивасюк. Семейная элегия

Владимир Ивасюк

Напомню, что в те трагические дни, когда не стало Ивасюка, в газетах запретили даже напечатать некрологи и соболезнования его семье. А в день похорон именно на это время в учебных заведениях и на предприятиях назначили комсомольские и партийные собрания с обязательной явкой, даже были указания с угрозой отчисления из вузов и увольнения с работы.

Львов ответил на этот запрет молчаливым протестом. Информация распространялась из уст в уста, и тысячи горожан вышли на улицы, чтобы проводить композитора в последний путь.

Бесконечный поток народа невозможно было остановить. Гроб до самого Лычаковского кладбища несли на руках. Говорят, в тот день во Львове вообще не было цветов — ими была устлана дорога к кладбищу. Поклониться Владимиру приехали Юрий Рыбчинский, основатель «Смерички» Левко Дутковский, песенные побратимы Ивасюка — Василий Зинкевич и Назарий Яремчук. София Ротару, которая в то время гастролировала в приволжском Горьком, не смогла приехать во Львов — прислала от себя и от ансамбля «Червона рута» большой венок, сплетенный из живых белых цветов… А первое прощальное слово на могиле произнес поэт Ростислав Братунь, соавтор 25 его песен — невзирая на суровый запрет и четко сформулированные «последствия», не побоялся, не предал, не отступил («Мы шли друг другу навстречу. Мы так тонко чувствовали друг друга, как об этом только могут мечтать поэт и композитор…»).

По официальной версии, Ивасюк покончил жизнь самоубийством, однако обстоятельства и причины его смерти до сих пор не выяснены. Семья же никогда не верила, что Владимир мог наложить на себя руки.

«Только после телеграммы Брежневу отцу разрешили подойти к телу сына»

— Прежде всего, хочу поблагодарить галичан, которые нашли в себе мужество отстоять и его память, и его творчество, — говорит Галина. — Но времена действительно были жуткие. Уже сейчас, вспоминая те годы, можем говорить друг другу: Господи, неужели мы это пережили?

— Может быть, Володя предчувствовал беду? Возможно, какой-то вещий сон его накануне тревожил?

— Не знаю, предчувствовал ли именно беду, но печаль и обида в его душе были. Дело в том, что за два месяца до дня его исчезновения произошел досадный и нелепый случай… Володя сделал замечание ребятам, которые вели себя вызывающе. Началась драка, и они чуть было не выбросили его из трамвая, порвали куртку. Согласитесь, для Львова тех лет такое поведение молодежи было нетипичным. Кроме того, инцидент произошел днем. Что касается предчувствия… Он всегда был веселым, жизнерадостным, толерантным. Любил путешествовать. Был безмерно добрым, внимательным, ласковым сыном и братом. Очень доброжелательно относился к людям, был верным товарищем… И еще такая деталь: буквально накануне исчезновения он ездил в Черновцы к известному портному, который обшивал также Василия Зинкевича, и заказал себе два костюма и три пары брюк. И в тот трагический день мы договорились встретиться. Володя по телефону сказал: «Ты, малышка, извини, я в подарок тебе ничего из Хмельницкого не привез»…

— Вы так и не дождались брата?

— Вспоминаю, когда пришла к нему домой, то все ждала-ждала, но так и не дождалась… Начала волноваться, несколько раз перезвонила родителям, переспрашивала: «Где Володя?». Но никто ничего не знал. И это было ненормально, потому что папа еще в детстве приучил нас всегда сообщать, где мы и когда вернемся. Кстати, когда Володю нашли, маме сразу об этом сообщили. Однако очень долго к нему не пускали. А папу не пустили вообще. Значит, что-то было такое, чего мы не должны были увидеть. Только после телеграммы Руденко и Брежневу отца допустили к телу сына. Тогда же прокурор Львова Антоненко на наши слезы и мольбы вызывающе отвечал: «Мы его оденем, привезем вам, и смотрите на него хоть сто лет».

— Владимир Ивасюк был очень компанейским человеком, у него было много друзей. Остались ли эти люди рядом с вами в те трудные часы?

— Очень многие друзья, когда с Володей произошла беда, отвернулись от нас. А памятник на могиле мы смогли поставить только через десять лет. И не потому, что не было денег. Отец сразу после смерти Володи обратился к скульпторам Дмитрию Крвавичу и Николаю Посикире, и памятник сделали быстро, за год. А затем девять лет он стоял в Колиной мастерской, потому что на скульптурно-керамической фабрике его отказывались отливать (власть предлагала родителям ограничиться простым могильным камнем. — Т.К.). Представьте, сколько труда нужно было вложить, чтобы ежедневно заготовку поливать и заворачивать, ведь могла рассохнуться и развалиться… А когда родители установили на могиле временное деревянное надгробие, им запретили прикреплять к нему фотографию Володи. Само это надгробие кто-то трижды поджигал, а обгоревшие доски разбрасывал по кладбищу… Уже в период перестройки к делу подключилась «Просвита», и памятник на Лычакове все-таки поставили…

— И все же, кто тогда был рядом с семьей Владимира Ивасюка?

— Неонила Николаевна и Ростислав Андреевич Братуни и их дочка Наталья. Когда Володя исчез, они в полном смысле слова не отходили от нас, успокаивали, помогали как могли. С тех пор именно они стали для всей нашей семьи, а особенно для меня, самыми близкими, самыми дорогими в мире людьми.

— Знаю, что, когда официальное расследование смерти Владимира зашло в тупик, журналисты по своим каналам пытались докопаться до истины, но потом бросили…

— Очевидно, еще не время.

«Его музей можно назвать инвестицией в культуру»

— Вам Володя часто снился?

— Дважды. Один сон был вещим, а второй — как предостережение. Я тяжело болела, и мне приснились Карпаты. Все зеленое, в цвету, и идут папа с Володей. Володя говорит: «Галочка, мне так грустно без тебя, я за тобой пришел». Отвечаю: «Я тоже по тебе очень соскучилась, дорогой. Но у меня еще такие маленькие детки». Он махнул рукой: «Хорошо, тогда — позже… Я тебе напомню». А первый сон… Мы идем с ним через черный лес. Темно, под ногами чавкает болото. И везде гнезда гадюк. Мне очень страшно, а Володя успокаивает: «Не бойся. Я с тобой». Вдруг вижу луч. Идем на этот свет, и я четко слышу музыку Вивальди. Идем дальше и выходим к роскошному храму. И на том я проснулась.

* * *

Сон Галины действительно был вещим, потому что после десяти лет негласного запрета на творчество Владимир вернулся к нам — то, что осталось недопетым, пробило-таки стену молчания. В 1989 году его «Червона рута» становится названием одноименного фестиваля. В 1994-м президент Украины Леонид Кравчук подписывает указ о присуждении посмертно Владимиру Ивасюку Государственной премии Украины им. Тараса Шевченко, а 4 марта 1999 года, к 50-летию со дня рождения композитора, в Черновцах в родительской квартире Ивасюков по инициативе Кирилла Стеценко создают мемориальный музей. «По-видимому, это можно назвать «инвестицией» в украинскую культуру, — говорит Галина Ивасюк. — Мы оставили в том доме Володины рояль, скрипки, столик, за которым он работал, другую мебель, и всю богатейшую родительскую библиотеку. Брат хорошо рисовал, и в музее есть портрет отца и нашей с Володей младшей сестры Оксаны, акварельки, шаржи и карикатуры его работы, нотные и текстовые рукописи, студенческий билет, грамоты школьных и студенческих лет, школьные тетради и одежда. В том числе — и изодранная в трамвае кожаная куртка Володи. Наш отец собственноручно оформил по годам 11 альбомов с Володиными фотографиями, причем все снимки намертво приклеил на ПВА, чтобы никто не украл».

И в квартире Галины многие вещи напоминают о брате: многочисленные фотографии, портрет Володи работы Ивана Катрушенко и рядом — картина того же автора, на которой изображена скрипка без струн. До сих пор Галина хранит и первый «серьезный» подарок Володи — деревянную инкрустированную шкатулку, которую тот приобрел в магазине «Художник» за солидную по тем временам сумму — 200 рублей: «Будешь складывать, Галинка, сюда свои украшения» (кстати, именно он подарил сестре первые в ее жизни золотые сережки).

— Для всех нас, и прежде всего для отца, — говорит Галина, — потеря Володи стала безграничным горем и вечной болью. Боль эта перелилась в книги «Монолог перед лицом сына» и «Элегии для сына».

«Такие глаза бывают только у маленьких детей»

Владимир был первым ребенком в семье педагогов Михаила и Софии Ивасюк. «Наш дом заполняет ослепительный весенний свет и музыка детского голоса, диктующего нам законы, которых мы должны придерживаться. Чувствую болезненно-приятную щемящую боль от каждого прикосновения ручки ребенка. Где-то в глубине сознания что-то постоянно говорит, что эта земля, небо, леса, сады, дома, улицы городка, лица людей, их души должны стать лучше, потому что мой сын будет их созерцать, любоваться ими», — читает мне, листая «Монолог» Михаила Григорьевича Ивасюка, Галина и акцентирует на том, что обо всем самом важном и самом интересном Володя узнавал от отца.

Дружба между ними, рождавшаяся с самого начала жизни Володи, была нерушимой и нежной. Отец и сын любили, уважали, ценили друг друга, помогали друг другу во всех делах. Именно отец привил ему любовь к музыке, более того, инициировал открытие в Кицмани, где тогда жили Ивасюки, музыкальной школы — там Володя учился по классу скрипки. Уже позднее именно отец покупал пластинки Марио Ланцо, Энрико Карузо, Поля Мориа, Франко Пурселя, Тома Джонса, Адриано Челентано, Карела Готта, Мики Евремовича, чтобы развивать у детей вкус к хорошей музыке. И именно он настоял, чтобы Володя, невзирая на абсолютный слух и безумную тягу к музыке, поступил в медицинский институт (лишних знаний не бывает!). И не ошибся, потому что врачебная наука давалась сыну легко. В конечном же итоге жизнь все расставила на свои места…

Владимир Ивасюк жил в четырех измерениях — Композитор, Поэт, Художник, Человек. Все его друзья (и поэты, и музыканты) утверждают, что отдать предпочтение только одной черте Володи тяжело — так же, как нелегко найти каждой из них точное объяснение.

На фоне советской консервативной эстрады появление Ивасюка стало настоящим взрывом — Володя предложил новые ритмы, новую гармонию. Был постоянно в движении: писал песни, учился, делал аранжировку, встречался со слушателями, присутствовал на записях своих песен, выступал в радио- и телепрограммах. Ему было чем гордиться — на него в двадцать лет обрушилось бремя бешенной популярности. В тогдашней прессе сообщалось, как интересовались люди молодым композитором из Буковины: «Пишут из Аральска, Новосибирска, Керчи, Уссурийска, Бийска, Омска, Владимира, Смоленска, Кзыл-Орды… Из городов и сел Московской области, Алтайского края, Узбекистана, Казахстана, Латвии, Коми АССР». В такие еще незрелые годы не каждый молодой человек смог бы выдержать славу, но он всегда старался отодвинуть себя словно на второй план — был чрезвычайно скромным и тактичным в общении. Потому что для него основными были творчество и тяжелый ежедневный труд. Потому что знал, где его корни. Он дал хороший урок современникам, своим ровесникам, как нужно оберегать свое и не затуманивать сознание чужим — всегда стоял на позиции, что не обязательно отправляться за тридевять земель в поисках чего-то нового и оригинального, а помнить о своем первоисточнике и, главное, быть достойным этого источника.

«Не случайно у него были голубые глаза, — вспоминает поэт Юрий Рыбчинский. — Такие глаза были только у него, а еще бывают у маленьких детей, когда те смотрят на весеннее небо. Когда он ушел от нас, неба стало меньше, и само небо уменьшилось на одну звезду. Но на земле он остался навсегда, пока живут его песни — а им уготована долгая жизнь, потому что на Суде Вечности, когда будут говорить о нашем Времени, представить портрет Времени без Володиных песен, без его голубых глаз будет невозможно».

Его «Песня будет среди нас», «Я — твое крыло», «Лето поздних георгин», «Вернись из воспоминаний», «Пригласи меня в сны свои», «Только раз цветет любовь» и много другого навсегда вошли в золотой фонд украинской песни.

Татьяна Козырева

Газета «Зеркало недели» №31

2007