Книги о Владимире Ивасюке и песенники

Молнии бьют в самые высокие деревья

10

Чтобы не накликать волка из лесу, я, не афишируя этого, стал потихоньку вести свое «следствие» в деле гибели Ивасюка. Через администраторов гостиницы «Украина» поднял картотеку и нашел двух черновицких женщин, которые ночевали тогда, когда из Львова примчался Владимир. Вышел на первую из них (имя разглашать не буду, ведь у нее, возможно, есть семья). Она рассказала, что была в Ивано-Франковске, что звонила Володе, потому что с юности знала его; детально рассказала, как записывали «Водограй» и «Червоную руту».

Мы с ней поговорили и о том, что на Центральном телевидении сняли с эфира Володину и мою песню «Я еще не все тебе сказал», которую записал в Москве Назарий Яремчук. Она не прозвучала в передаче «Песня года».

…В моей квартире не было телефона, и вдруг связисты сами пришли, чтобы установить. Ни для кого не было секретом то, что в то время телефонные разговоры прослушивались, и прослушивалась квартира через телефон. Сегодня система прослушивания совершеннее.

Я записывал в дневник:

«7 июня 1979 г. Рассказывают, что в Львове на могиле Ивасюка ежедневно собираются тысячи львовян и гостей. Могила укрыта горой цветов. Люди поют, молятся. Вчера в газете «Свободная Украина» (привезли мне из Львова) дали информацию «В прокуратуре области». Ни одного слова нет о том, что в лесном массиве поселка Брюховичи Владимир висел с 24 апреля (мог ли целый месяц висеть?), нет ничего и о том, как он попал туда. По Львову ходят стихи, в которых упоминается черная машина, забравшая Ивасюка из консерватории. Вроде бы номер машины зафиксировали. огласка об этом убийстве приобрела такие масштабы, что сбить ее ничем уже невозможно. Ходят самые разнообразные слухи, легенды. Но композитора Ивасюка уже нет живого… Нет моего Володи…

9 июня 1979 г. Ночью падал дождь. С женой и детьми поехали в Викторово. Вместе с нами ехал Тарас Харандюк, мой одноклассник, который живет и работает в Львове. Там говорят:

— Что из Америки Ивасюк получил большую сумму долларов, ему предложили часть отдать и за это уничтожили.

— Что был в Америке и вернулся и…

— Что висел на дереве на высоте трех метров от земли…

— Что черная «Волга» забрала его от консерватории.

— Что предложили родителям забрать тело сына из Львова к Черновцы.

Разговоры… Разговоры… Разговоры…».

Я привожу этот текст, чтобы читатели почувствовали атмосферу, которой дышали тогда люди, какая дезинформация велась, как болезненно реагировали галичане на то, что случилось. Тогда никто не знал, позволят ли петь, передавать и печатать произведения Володи. Я записывал в дневник.

«20 июня 1979 г. Смерть Ивасюка страшно взволновала и встревожила общество. На могиле до сих пор собираются люди, происходят панихиды. Со всех областей приезжают делегации. Общественность наэлектризованная. У Ростислава Братуня неприятности. Говорят, что в Киеве сгорел архив Максимовича. Вроде бы была попытка во второй раз сжечь академическую библиотеку. Был пожар в Софийском соборе…

Я заболел. Лежу у Мамчура. Он выдает себя за чеха. В больнице ко мне подсовывался какой-то студентик-медик, выпытывал, что думаю о смерти Ивасюка, просил дать что-то из «самиздата» прочитать. Я сказал, что не имею и не читаю, а мой семилетний сын Тарас сказал ему, что Владимир Ивасюк — лучший композитор, когда этот мудрец через несколько дней прилез ко мне домой. Он был недалекий умом, и я дал вынюхивателю понять, что не нужно играть ксендза в верете. Ушел и больше не приходил.

А время бежало. Из теле- и радиопередач почти исчезли песни Ивасюка. В Киеве понимали, что за украинскую песню нужно бороться. Я получил приглашение за подписью первого секретаря Павла Загребельного (название «глава» тогда отменили, хотя сути это не меняло) на объединенный пленум Союза писателей и Союза композиторов с повесткой дня «Современная украинская советская песня». В конференц-зале Союза писателей на протяжении 23 и 24 января 1980 года мы обговаривали судьбу самого дорогого в украинском искусстве. Доклад произнес поэт Дмитрий Павличко, а содоклад (композиторов) — Тамара Булат. Говорили поэты, музыковеды, композиторы, артисты-певцы. Меня включили в комиссию, готовившую резолюцию, Борис Олейник предложил мне зачитать ее на пленуме, но я надеялся, что предоставят слово для выступления и отказался.

Выступал в обсуждении докладов последним. Говорил, что на радио и телевидении фактически действует запрет на украинскую народную песню, что композиторов — не членов Союза затеняют профессионалы союзными билетами, хотя многие из них, которые не оканчивали композиторских факультетов, иногда создают лучшие песни, чем члены союза. Так я подошел к творчеству Владимира Ивасюка, который не стал членом Союза композиторов, но был всенародно признан, потому и удивительно мне, почему я ныне не слышу по радио и телевидению его песен в исполнении Софии Ротару. Ведь Ротару как певица выросла на произведениях Владимира, как и много других певцов, коллективов. Без произведений Ивасюка Ротару была бы в лучшем случае преподавателем музыкальной школы или заведующей клубом. И тут из президиума прозвучало:

— Позор!

Я содрогнулся и оглянулся. Это сказал всенародно признанный композитор-песенник Платон Майборода.

— Позор нашей песни! — выкрикнул он на весь конференц-зал.

— Не позор, а ганьба (Степан Пушик исправил Платона Майбороду, использовавшего российское слово в украинской речи — Ред.)! — поправил я автора музыки песни «Родная моя мама» и многих других бессмертных произведений. — Кому это позор? — спросил осторожно.

— Ротару — позор!

Я сказал:

— Не знаю, уважаемый, как кто песню воспринимает, но я где-то читал, что публика всегда имеет правоту в своем большинстве.

Участники пленума дружно поддержали меня, я отважился и продолжил, что настало время издать отдельной книгой песни Владимира Ивасюка, потому что мне не понятно, что и кого издает «Музыкальная Украина». Выступление получилось острым, мне аплодировали, жали руку, благодарили, только лишь редактор музыкального издательства Л. Каширина пригрозила, что меня не будут печатать, что она с кем нужно поговорит, чтобы не писали на мои слова песен и не передавали их в эфир. Я рассердился и отрезал в достаточно грубой форме:

— В гузицу мне надуете.

Она убежала.

На пленуме был черновицкий писатель Василий Фольварочный, о моем выступлении рассказал отцу Володи. Он поблагодарил за доброе слово. А в 1983 году вышел сборник Володиных произведений! Михаил Григорьевич дополнил его песнями из прижизненных изданий сына и сборника Ростислава Братуня, увидевшего мир в серии «Песни на слова украинских поэтов». Из нескольких изданий упорядочил большой сборник, проиллюстрировал портретами сына и подарил мне такой «самиздатский» песенник. Когда вышел мой сборник песен, я послал его Михаилу Ивасюку.

Мы обменивались своими поэтическими и прозаическими книгами. Можно процитировать тут много искренних и оригинальных автографов. Памятный автограф на титуле романа «Баллада о всаднике на белом коне», который с немалыми перипетиями вышел в издательстве «Карпаты». Произведение отец посвятил памяти сына, а потому это насторожило издателей. Нужно было заручиться поддержкой историков. Именно в то время из Львова в Ивано-Франковск переехал доктор исторических наук Владимир Грабовецкий. Из издательства просили «помочь» ученому написать рецензию. Я пошел к Грабовецкому домой и продиктовал ему рецензию на роман, который был в рукописи. Он ее подписал. Вот так спасались книги не раз! Но издательству рецензии было мало, и редакторы попросили написать еще и послесловие. Я подумал себе, что нужно пригласить и автора романа, чтобы только об этом не знали издатели, цензоры и т. д. Позвонил в Черновцы Михаилу Ивасюку, и он прибыл в Ивано-Франковск, ближе познакомился с Грабовецким, который послесловие не писал, а подписал готовый текст, ведь формально нужно было его имя. На это же послесловие ссылалось издательство, когда публиковало второй роман буковинца — «Рыцари большой любви».

Ивано-Франковщина — сердце Галицкого и Галицко-Волынского князей и, как написал И. Калинец, «…с Галича ветер державный». И этот дух украинской государственности всегда витал и витает над нашим краем. Если взять творческую интеллигенцию Львова, то тут чуть ли не первую скрипку играют иванофранковцы. Первые вечера памяти Владимира Ивасюка прошли в Ивано-Франковске. Самый первый организовала учитель украинского языка и литературы Ярослава Марчук в школе №21. Пригласила меня, еще одного литератора и журналиста, но они испугались и не пришли на школьный вечер. Я выступил с воспоминаниями, прочитал поэзии, посвященные В. Ивасюку. В зале было множество педагогов, родителей и старшеклассников. Прошло несколько лет, и только тогда учительница сказала мне, что в зале сидели двое работников управления КГБ и они фиксировали все, о чем говорилось на вечере. Когда набрала силу горбачевская реформа, один из моих коллег, когда-то побоявшийся прийти на вечер Ивасюка, теперь пришел к Ярославе Марчук, взял у нее сценарий вечера, чтобы по нему в городском Народном доме самому организовать действо памяти композитора. «Гнида», — сказала о нем Марчучка.

В августе 1988 года я с телегруппой летел в Казахстан на Мангишлак, где мы снимали телефильм о пребывании Тараса Шевченко в ссылке: «Теперь иду я без дороги». Когда вернулся, позвонил из Черновцов Михаил Ивасюк, что хочет приехать, чтобы вблизи осмотреть места, где стоял Давний Галич — столица княжеств. Просил быть экскурсоводом. Я сразу же согласился. Вот что записал в свой дневник после этого визита: «17.08.1988 г. Среда. После жарких дней ночью прогремела гроза. Болит сердце. Вчера имел гостей. Приезжал Михаил Ивасюк с дочкой Оксаной и зятем. Зять — уроженец Вижницкого района Черновицкой области. Худенький, усатенький. Был с ними и Анатолий Добрянский. Он дальше холостякует. Задумал Михаил Ивасюк написать роман о правителе Галичины и Волыни Дмитрие Дедьке, то есть о гибели Галицко-Волынского княжества и попросил показать Галич. Я, конечно, с радостью согласился. Сначала поехали на Крылос. Я провел экскурсию: показал валы и рвы, могилу Галича, фундаменты Успенской церкви, где в саркофаге был похоронен князь Ярослав Осмомысл, осмотрели все городище, поехали в Золотой Ток, пообедали около Княжьего колодца, напились воды и поговорили об истории Давнего Галича, об истории Галичины, о Володе и его песнях. Мы стояли на Качкове, откуда видно было мое село Викторов с Николаевской церковью на месте Николаевского монастыря, осмотрели место, где стояли церковь Анны, Воскресенская, Покровская церкви, название старой церкви Покровы перенесли на викторовскую Горишню, которую развалили «воинствующие атеисты», осмотрели села Комаров, Сокол, Подгородье, Четверки, Залукву, урочище «Галицкая брама». Побывали в музее. В то время под горой в Крылосе, на огороде, были выкопаны фундаменты неизвестной церкви и саркофаги, велись раскопки, и мы побывали на этом участке, где Мозолев (Ставный) поток добегает до реки Луквы. Я пошел к директору школы Игорю Ковалю и взял у него неопубликованную рукопись работы историка Иосифа Пеленского «Галич и его строительство в давней эпохе XII–XIX ст.». Жаль, что раньше не прочитал этот рукописный труд, который заинтересовал и Михаила Ивасюка. Буковинцам я показал урочища «Ивановское», «Юрьевское», «Штепановку», «Гречище», «Прокалиев сад». Мы поехали на Галич-гору, на Замковую, где сбереглись руины Старостинского замка, откуда, как на ладони, был виден теперешний город Галич. Были и в Шевченковом, где сохранился храм Святого Пантелеймона, а вблизи была Спасская церковь.

Были мы и в моем селе под тысячелетним дубом Богдана. Я рассказывал об уроженце Викторова казацком полковнике «галицком Богдане» — Семене Высочане, действовавшем тогда же, когда и буковинец Дитинка, герой произведения Ивасюка. Увиденное и услышанное стало темой романа буковинского писателя.

Еще в СССР первым изданием вышла книга отца о композиторе Владимире «Монолог перед лицом сына», его поэзии. Второе издание увидело мир в независимой Украине. Написано много разного о жизни и смерти Владимира Ивасюка. Теперь Генеральная прокуратура ведет новое следствие в деле его гибели. Давал и я показания. Вот только никто не вызвал подписать протокол, и я пришел к выводу, что снова идет к тому, чтобы не политическое убийство фигурировало, а рекет. Захотели денег и… Но почему тогда КГБ совершало такие репрессии против тех, кто не признавал, что не суицид совершил поэт и композитор, а насильственная смерть подкосила юного гения? Тогда, когда по свежим следам можно было установить истину, захлебывались все, что это самоубийство. Получается, что кому-то такое было необходимо. И необходимо сегодня.

Думаю, что этот мой материал заставит оглянуться и задуматься над тем, что творилось когда-то и творится сегодня. Люди, будьте внимательны, чтобы не повторилось вчерашнее. А к тому идет. Убийцю всегда можно найти. Но как и где найти такого самородка, каким был Владимир Ивасюк?

Ныне стоить памятник юному композитору и поэту на Лычаковском кладбище в Львове, в день 60-летия со дня рождения мы тут говорили о нем, много улиц его имени, проводятся песенные конкурсы им. Владимира Ивасюка.

P. S. Газета «Галичина» завершила публикацию моей повести об отце и сыне Ивасюках. Кое-что пришлось сократить, кое-что уточняю, дописываю. Хочу это произведение с иллюстрированным материалом издать отдельной книгой. Потому обращаюсь с просьбой к меценатам: прошу проспонсировать это издание. Адрес мой в редакции.

С уважением — Степан Пушик.
Лауреат Шевченковской премии, заслуженный деятель искусств.