Книги о Владимире Ивасюке и песенники

Монолог перед лицом сына

Тяжелое приданое гения

…Весна в 1979 году во Львове выпала болезненно тревожная. Только на расстоянии годов начинаешь осознавать, что пришлось тогда пережить. Глубина трагедии на расстоянии времени только делается выразительнее. 24 апреля, приблизительно о полдень, едва ли не в центре города, возле консерватории, исчезает самый популярный в то время композитор, автор легендарных «Червоной руты» и «Водограя» Владимир Ивасюк. Его, по некоторым источникам, силой сажают в машину работники КГБ и вывозят в неизвестном направлении, а следовательно вроде бы усиленно разыскивают соответствующие карательные органы. Но почти в течение месяца не могут найти. Как ни скрывает от народа правду лицемерная коммунистическая власть, но ее знают все небезразличные. Аж наконец 18 мая тело Владимира Ивасюка находят подвешенным на буке в Брюховецкому лесу, на территории военной части. Похороны 22 мая (заметьте, это же день перезахоронения Тараса Шевченко!) тоже держатся в большой тайне, но они собирают, по данным отца Михаила Григорьевича, «свыше 50 тысяч лиц», и перерастают в молчаливый многолюдный протест, которого до того не знала лживая советская система, против расправы власти над великим творцом, против своеволия и вседозволенности партийного чиновничества во главе с тогдашним генсеком Брежневим.

Во Львове семидесятые были обозначены гиперусиленным вниманием к наименьшим проявлениям любого национального патриотизма. Скажем, только в 1973 году из Львовского университета имени И. Франка «за национализм» было отчислено 15 студентов. Велись неофициальные надзоры за деятельностью всевозможных общественных организаций. Мне, в частности, как главе литературной студии «Кузница Франко», действовавшей при этом ВУЗ, приходились не раз отвечать перед карательными органами за патриотические поступки литстудийцев. Но слежка велась и на бытовом уровне, о чем убедился во время вызова в КГБ. На доносе увидел очень знакомые фамилии. Разве иначе творилось в консерватории и других учебных заведениях тогдашнего Львова? Атмосфера господствовала ужасная. Потому что говорю только о том, что сам пережил. Но совершались и репрессии, судебные процессы, от которых никто не был застрахован.

А еще осенью в 1978 году мне посчастливилось побывать на творческом вечере Владимира Ивасюка в львовском клубе творческой молодежи, где собственными глазами убедился, как уважает и любит молодежь своего кумира, как исполняет его песни на всех пространствах «необъятной Родины». Неслыханно прогрессирует его популярность. Рождаются новые шедевры, в том числе инструментальные произведения. И вдруг громом среди ясного неба — «самоубийство», предварительно заложенное в неслыханное в те времена преступление, чем-то четко спланированное и не менее тщательным образом реализованное.

Говорить правду всегда тяжело, даже тогда, когда это уже разрешено. Говорить правду о судьбе Владимира Ивасюка в стократ тяжелее. А где та правда? Кем и на каких основаниях она присвоена и до сих пор закрыта за семью замками? Не согласишься, читатель, со мной? Тогда мне придется говорить более болезненные слова. Извини меня.

Впервые в мои руки попала рукопись повести писателя Михаила Ивасюка «Монолог перед лицом сына» весной, но уже 1987 года, то есть почти 10 лет после трагической гибели Владимира. Он как раз готовил ее к публикации в журнале «Октябрь» (теперь «Звон»). Нам удались убедить писателя дать фрагменты этого произведения в буковинском журнале «Молодой буковинец», который в свое время поместил первую публикацию о молодом композиторе и его «Червоную руту». Поскольку я инициировал публикацию документальной повести, то и готовить ее к печати тоже пришлось мне. На страницах газеты появилось 18 подач с 29 августа по 14 ноября 1987 года. Читали ее буковинцы с большим вниманием. Ведь это впервые все мы имели возможность так много и правдиво читать о любимом и в те времена композиторе, правда, чуть ли не на целое десятилетие неофициально запрещенном с известно чьего благословения. Об этом откровенно и остро пишет Михаил Григорьевич в «Монологе…». Вспоминаю времена сотрудничества с писателем. Так как знакомил его с каждой газетной публикацией. Он очень старательно относился к моей правке, как равный с равным. Мы совместно подыскивали фотографии к каждой публикации. Меня чрезвычайно поразило то, как М. Ивасюк хранил все о своем сыне Владимире: фотоальбомы, публикации, письма, другие документы. Я еще тогда подумал, это же готовые материалы для будущего музея, который откроют в Черновцах аж в 1996 году, в той же квартире, где жил композитор перед переездом во Львов и где мы так часто встречались с его отцом Михаилом Григорьевичем.

Понятно, буковинская столица конца восьмидесятых уже жила совсем другой жизнью. Она была потрясена, как и вся Украина да и мир, алопецийной болезнью, секреты которой не знаем и до сих пор, хоть и власть изменилась, и ситуация тоже. Но даже она не могла сдержать мощного духовного сдвига среди украинства, которое проснулось и уже не имело намерения впадать в бездуховную спячку. И чуть ли не первым мощным детонатором для общечеловеческого сопротивления против коммунистического режима стал славный песенный фестиваль «Червоная рута» в Черновцах. За год до его проведения я брал интервью у Михаила Григорьевича для газеты «Молодежь Украины», где среди другого переспросил его и о том, не время ли пролить правду о трагической гибели композитора, на что отец скромно ответил: «Нет, еще не время, но оно обязательно наступит». Действительно, тема эта тогда еще не созрела потому что даже вопрос не вошел в газетную публикацию.

С особенным трепетом вспоминаю сентябрьские фестивальные дни и сожалею, что с чьей-то руки «Червоная рута» стала «кочующей». С каждым годом, отдаляясь от своей столицы Черновцов, она понемногу теряет дух и призвание. Тогда я возглавлял первую и последнюю фестивальную ежедневную газету «Червоная рута» где журналистскими усилиями помогали певцам и музыкантам будить еще краснознаменную Украину. Во второй раз уже после своей трагической кончины Владимир Ивасюк поднимает народ на сопротивление той власти, которая способствовала его уничтожению. Чем же добилась своего? Мы еще не раз с семьей Ивасюков возвращались к этой теме, так как она даже на расстоянии времени не перестает болеть. Поднимались вопросы и из наивысших государственных трибун, но правда остается недоступной, как и само следственное дело под номером 270, которое, по разным источникам, якобы перекочевало почему-то в Москву, хотя должна была бы, хотя бы копия, сохраняться в Черновицком мемориальном музее Владимира Ивасюка.

Хотя, с другой стороны, новая власть кое-что и поправила после своей предшественницы. В частности, Владимиру присуждено (посмертно) высокое звание лауреата Национальной премии имени Тараса Шевченко в 1994 году, то есть спустя почти двадцать лет после того, как ее получили творцы представления Львовского драматического театра имени Марии Заньковецкой за представление «Знаменосцы» по роману Олеся Гончара, прекрасную музыку к которой написал именно Ивасюк, и которая, по высказыванию Олеся Терентиевича, спасла всю постановку. На большее пока еще наша родная украинская власть не способна.

«Монолог перед лицом сына» выдерживает в настоящее время второе переиздание. И в первую очередь потому, что этого требуют читатели, посетители мемориального музея. Потому что даже невзирая на то, что Михаил Григорьевич, понятно, в начале девяностых далеко не все еще мог сказать в своей книге, (5 февраля 1995 года его не стало), а первое издание увидело мир уже после его смерти в 2000 году, книга не потеряла свою ценность. Она не только глубже всего и правдивее всего освещает для нас жизненный и творческий путь гениального композитора, поэта, музыканта, художника, личности, которая с первых своих творческих шагов осознавала всю тяжесть и ответственность своей судьбы. В ней полнее всего описана работа над большинством песенных и музыкальных произведений. Автор детально останавливается и на нереализованном по известной причине замысле — написанием оперы «Дарина», которая должна была стать дипломной работой воспитанника Львовской консерватории. Новое издание существенно дополняют фотоматериалы. Кстати, сам Владимир был талантливым фотографом, а еще, как недавно удалось установить работникам мемориального музея, и оператором и режиссером. В музее сохраняется много кинопленок, где зафиксированы уникальные кадры, на которых — и гениальный Иван Миколайчук, и писатели Буковины, которые дружили с Михаилом Ивасюком.

Переиздание «Монолога…» предопределено еще и тем, что в настоящее время мы продолжаем жить вчерашним днем. Более того, в реакционной, то есть коммунистической нынешней прессе, еще находится место для лживой выдумки и инсинуаций по поводу трагической гибели Владимира Ивасюка, который якобы не выдержал груз славы и финансового избытка, потому и повесился. Правда, в 1994 году увидело мир и исследование журналиста Ивана Лепши «Жизнь и смерть Владимира Ивасюка», где обстоятельно и профессионально рассмотрены страницы жизненного и творческого пути композитора, изучено судебное дело, сделаны самостоятельные расследования, на основании которых автор делает вывод, что версия самоубийства была предварительно сфабрикована тогдашней властью и навязана всем, кто уважает имя гениального творца. Немного неоднозначно книгу воспринял Михаил Григорьевич из-за отдельных личностных утверждений журналиста. Но на сегодня это самое полное и самое обстоятельное исследование, от которого могут отталкиваться другие авторы, продолжая сложное и ответственное дело.

«Монолог…» выходят в свет еще и в 90-летие величайшего писателя, научного работника и общественного деятеля, который также не очень глубоко исследован, изучен и издан. Эта книга принадлежит к его самым дорогим трудам, в которую он вложил не только собственный талант, глубокую родительскую мудрость, но и неизлечимую боль наибольшей потери, с которой так и не мог смириться при жизни. Так проникнемся же и мы им, потому что боль, разделенная хотя бы пополам, настолько же становится легче и осознаннее, перерастает в чувство достоинства и гордости за сохраненное нами великое имя гения.

Мирослав Лазарук