Книги о Владимире Ивасюке и песенники

Жизнь и смерть Владимира Ивасюка

О временах, о событиях и о себе

Санаторий «Карпаты». 20 сентября 1992 года.

Куранты замка австрийского графа Шенборна пробили двадцать часов. В Киеве теперь двадцать один час. Тишина. Перед окном даже не шелестят ветвями дубы, смереки и буки. Подсвеченный замок выглядит ночью действительно сказочно. И я задумываюсь: не знаю, кто был архитектором этого охотничьего здания (граф со свитой останавливался тут, когда приезжал на охоту), но знаю, что был он человеком талантливым. Кроме внешних готических контуров, наделил он свое детище другими приметами, которые сразу запоминаются: замок имеет 12 (сколько месяцев в году) входных дверей, 52 (как недель в году) дымоходов, 365 (как дней в году) окон… А напротив парадного подъезда играет под луной золотистая поверхность искусственного озера. Оно также имеет свою примету, а именно: берега этого водоема, куда стекают потоки с гор и до сих пор, — то контуры карты владений Австро-Венгерской империи на время возведения замка, то есть на 1891 год. А вокруг 44-гектарний парк, где, кроме деревьев и кустов, которые издавна растут на Закарпатье, встретишь и японскую сакуру, и клен канадский, и мальву сирийскую, и еще десятки видов растений.

В 1947 году тут, в бывших графских апартаментах, разместился дом отдыха. С годами база лечения и отдыха расширялась — тут возвели лечебный корпус с сауной, бассейном, спортзалом и ванным отделением, новые спальные корпуса, столовую, танцевальный та киноконцертный залы… В связи с тем, что на Кавказе ныне неспокойно, больные сердцем из Украину едут преимущественно сюда — несмотря на дикое повышение цен на путевки, свободных мест тут практически не бывает.

Пока раздумываю, куранты провещают двадцать первый час — по местному времени. И сразу направляют мою мысль, которую все время сосредотачиваю на творческой и жизненной судьбе Володи Ивасюка, на парадоксе: вот о замке, о скале любви, графской поляне, где прислуга богача встречала охотников, накрыв столы просто под открытым небом (не с тех ли далеких времен сохранилась суть высказывания «накрывать поляну», то есть выставлять магарыч и давать хороший ужин, а этим, как известно, пришлось заниматься и Владимиру Ивасюку, ведь установился у нас обычай: обращаешься за помощью или содействием — «накрывай поляну» и все проблемы будут решены) это мы знаем, а вот о судьбе композитора-самородка из Буковины почти ничего не известно: имею в виду последние дни, часы, мгновения его невезучей кончины.

6 июня 1979 года (следствие длилось только две недели — предварительное завершилось за полтора месяца, а дорасследование — аж через шесть месяцев!) львовская газета «Вольная Украина» (несомненно, с ведома прокурора области и областного комитета компартии!) напечатала информацию «В Прокуратуре области». Документ стоит того, чтобы его процитировать без сокращений, ведь он, опередив окончательные выводы следствия, собственно это следствие направлял.

Итак — документ:

«Некоторые граждане обратились в прокуратуру области с вопросами об обстоятельствах смерти студента консерватории Ивасюка Владимира Михайловича.

Следствием, которое проводится органами прокуратуры, установлено, что Ивасюк В. М., согласно с выводом, подписанным заведующей кафедрой психиатрии Львовского медицинского института профессором О. П. Даниленко и лечащим врачом кандидатом медицинских наук В. В. Веселовским (знакомые фамилии — были спасителями при восстановлении в консерватории, а теперь — первые враги! Сработал бумеранг! — И. Л.), на протяжении последнего времени терпел от заболеваний психики. До 1977 года на протяжении двух лет пребывал под наблюдением кафедры психиатрии мединститута по причине неврастении, астенодепрессивного синдрома, а с 18 апреля по 6 июня 1977 года стационарно лечился в третьем отделении Львовской областной психиатрической больницы. В анамнестических ведомостях истории болезни и карте стационарного больного Ивасюка В. М., принятого во Львовскую психиатрическую больницу 18 апреля 1977 года и выписанного 6 июня того же года, записано: «На протяжении двух последних лет очень интенсивно работал, мало спал, однако продуктивность постепенно начала спадать. Тяжело переживал «творческий спад», пытался работать еще больше. Постепенно появилась раздраженность, вспыльчивость, совсем не мог спать, быстро уставал, чувствовал головные боли, резко спадало настроение, иногда появлялись мысли о самоубийстве, не видел выхода из сложившегося положения. Обращался за помощью в клинику Львовского мединститута, принимал амбулаторно разнообразное лечение, однако без достаточного эффекта».

6 июня 1977 года Ивасюк был выписан из больницы с диагнозом: неврастения, астено-депрессивный синдром.

18 мая 1979 года труп Ивасюка В. М. был найден в лесном массиве поселка Брюховичи. Осмотром места происшествия криминалистами и судовым медиком никаких видимых повреждений, как и следов борьбы на трупе и на одежде, выявлено не было.

19 мая этого года было сделано вскрытие трупа экспертной судебно-медицинской комиссией в составе заведующего кафедрой судовой медицины Львовского государственного мединститута, доцента, кандидата медицинских наук В. М. Зеленгурова, областного судебно-медицинского эксперта, заслуженного врача УССР К. И. Тищенко, заведующего отделом областной судебно-медицинской экспертизы В. М. Нартикова.

Установлено, что причиной смерти гражданина Ивасюка В. М. было самоповешение.

Распространяемые слухи о других обстоятельствах смерти Ивасюка В. М. являются вымыслом».

Какое же страшное это произведение! Слухи о других обстоятельствах смерти являются вымыслом… А если они были — другие обстоятельства? Отбросить их? Так, может, именно так и действовали следователи? Убежден, информация в прессе тяготела над ними, подталкивала «подгонять» выводы под этот обнародованный вердикт.

И, конечно же, это сообщение значительно подогрело интерес к личности и обстоятельствам смерти композитора, ведь сработал обратный эффект. Последствия? Паломничество в прямом значении этого слова к могиле творца: сюда приходили на протяжении сорока дней плакальщицы из монастыря, «буржуазные националисты», как их окрестила компартийная идеология, а на самом деле — борцы за национальное возрождение в Украине. Были среди них и отец и сын Сичко, которые распространяли среди людей, приходящих поклониться праху артиста, возмутительные (с точки зрения той же компартийной идеологии) произведения. Парни и девушки оставляли на могиле зажженные свечи, пламенные стихи, и все люди целиком справедливо возмущались тем, что на могиле Ивасюка поставили красную тумбочку с пятиконечной звездой — хоть Володя и был комсомольцем, даже хотел вступить в компартию (иначе, как было сказано, не мог бы подняться вверх по ступенькам творческого роста, ведь компартия достаточно четко контролировала этот процесс!), зато все львовяне были убеждены: Ивасюк как творец стоит вне и даже выше общественных организаций, он сам — генератор идей, высказанных в его талантливых песнях, потому красная тумбочка с пятиконечной звездой только лишь оскорбляет память о нем. К тому же по Львову уже катилась лавина догадок и вымыслов, легенд и слухов.

Именно в те дни газета «Ленинская молодежь» устами Николи Тороповского, повторив, по сути, приговор «Вольной Украины», изложенный в информации «В Прокуратуре области», клеймила Петра и Василия Сичко, которые защищали честное имя Ивасюка, а также: плакальщиц, среди которых была и жена «бывшего бандеровского лидера ОУНУПА» (цитирую газету — И. Л.) Романа Шухевича, уважаемая Наталья Романовна Шухевич-Березовская.

«Доблестные психологи», которые направляли антиивасюковую пропаганду, не учли закона противодействия: чем больше они оскверняли Ивасюка и тех, кто защищал его имя, тем больше им не верили.

К слову, я не удивился, что Володя был комсомольцем. Он, как, собственно, и я, воспитывался в тот период истории Украины, когда компартия, пребывая в наивысшей фазе своего сращивания с государственными структурами, уже настолько расписала свои сферы влияния, что отдельный человек, даже тот, который возвышался талантом из окружения, не мог и шагу ступить без «указательного пальца» компартии. Когда я, например, пришел в редакцию газеты «Комсомолец Донбасса» с Криворожского металлургического завода, самое первое, что спросил редактор, было: «Член партии?» «Нет…» «Ты же рабочий, а вам — приоритет…» «Не подумал…» «Зря! Я тебя даже завотделом не смогу поставить, потому что ты беспартийный…»

Продуктом своего времени был и Володя Ивасюк. Как и меня, система привела его к мысли, что без членства в компартии, которая крепко срослась с государственными и общественными структурами, в частности, комсомолом, ему «светило» еще долго пребывать в роли «мальчика для побегушек» (так свысока власть имущие всегда смотрели на юные таланты). Потому он обратился в партком консерватории по вопросу о возможности его членства в КПСС.

Когда творца не стало, следователь, по обычному в то время правилу, сразу же поинтересовался, не был ли композитор членом партии? (Компартия умела беречь чистоту своих лав — перед тем как отдать под суд члена КПСС, его исключали из лав партии в первичной организации, — таким образом, среди осужденных и заключенных «не попадался» ни один коммунист!) Секретарь партийной организации консерватории того времени, доцент кафедры марксизма-ленинизма Леонтина Мельничук напугано свидетельствовала:

«Ивасюк обращался ко мне с вопросом вступления в партию. Я имела с ним беседу и предлагала ему готовиться. Анкету я не давала Ивасюку для заполнения»…

Видите, как боялась секретарь парткома за анкету, которые выдавались в райкоме, словно огромная ценность. Если бы ту анкету дала, то сама бы себе приговор огласила. Чувствуя вину лишь из-за того, что вела разговор о вступлении в партию с человеком, который запятнал свое имя самоубийством, Леонтина Тимофеевна, в знак оправдания, свидетельствовала далее такое:

«Ему (то есть В. Ивасюку. — Авт.) я говорила, что будем решать вопрос о принятии его кандидатом в члены партии. Однако в связи с тем, что он поехал готовиться к теоретической конференции, как-то вопрос о принятии его кандидатом был отстрочен. Потом мы думали, что он получит премию имени Островского, и после этого будет решен вопрос с принятием его кандидатом в партию. В райкоме партии был согласован вопрос, то есть велся разговор. Мой заместитель (секретаря парторганизации. — И. Л.) Дражница Леонид Макарович говорил Ивасюку, что он будет принят кандидатом в партию…»

Да, мы все были продуктами своего времени и детьми системы, жизнь в которой многих заставляла идти в лавы компартии, ведь без красной книги с силуэтом Ильича в кармане труднее было не только «пробиваться в люди», а под ее защитой легче делать полезные дела — на ниве литературы, журналистики и музыки, в частности.

Вот так, расписав наперед должности, которые могли занимать лишь члены партии, эта так называемая общественная организация контролировала подбор и расстановку кадров, а в то же время и мысли, творческие поиски не только рабочих, а и (и это — в первую очередь!) интеллигенции, которая всегда отличалась свободой мысли.

Подобное происходило и после смерти Ивасюка: компартия начала (при помощи своих подручных — милиции и КГБ) контролировать и соответствующим образом влиять на настроение масс, преследовать тех, кто не поверил в самоубийство композитора. О похоронах Ивасюка мне сообщили в двенадцать часов дня. Из Киева во Львов на протяжении трех часов я уже добраться не успевал. Но за две недели был на Лычаковском кладбище. Отдав дань уважения памяти талантливому музыканту, которого знал лично, в раздумье пошел прочь. Но неподалеку от выхода из кладбища меня остановили. Двое. «Кто вы?» — «А вы?» Один из них достал служебное удостоверение с гербом. «Фамилию, — сказал я, — не запоминаю, да и настоящее ли?» Достал свое. Несколько минут молодой человек изучал его. «Запомнили?» Он улыбнулся. А уже через несколько часов, я еще находился во Львове, редактор газеты «Вести из Украины», где я тогда работал, на оперативке заявил моим коллегам: «Иван засветился в Львове…»

Это свидетельствует о недальновидности, я бы сказал о глупости некоторых «прозорливцев» из этой сановной организации.

Как и все, что делалось далее. После сообщения «В Прокуратуре области», по логике, газеты должны были бы опубликовать и итоги расследования дела, которое, к слову, завершилось за полтора месяца после публикации. (Предварительное следствие. Дорасследование — аж в январе 1980 года.) Но этого не случилось. Нечего было сказать? Или чувствовали — люди не поверят? К тому же произведения артиста исчезли из эфира теле- и радиопередач, из репертуара солистов эстрады и вокально-инструментальных ансамблей. Исчезли они не по вине официального распоряжения, а благодаря «телефонному праву», которым так умело пользовались в те времена инструкторы от компартии и чиновники от культуры.

Так дошло до того, что сам пан-товарищ Добрик, тогдашний первый секретарь Львовского обкома, распорядился, чтобы ему показали эскизы памятника, который родители композитора захотели поставить на могиле сына, и, оценив произведение негативно, — снова же: не официально, а кулуарно! — решительно высказался против установки памятника, который ныне уже стоит на могиле творца.

Все это, конечно, — по закону действия обратной волны — содействовало распространение домыслов, легенд, даже слухов…

Замок графа Шенборна. Столько-то окон, дымоходов, дверей… Все учел архитектор, творя свой шедевр. А что же сделали мы? Пройдут какие-то пять-шесть лет, и будем отмечать 50-летие этого лечебного заведения, такого популярного в Украине, особенно после Чернобыльской трагедии, которая прибавила к числу сердечных больных не одну тысячу людей. Так, может, к этому юбилею появится в санатории «Карпаты» терренкур мирового уровня? Как, скажем, в Кисловодске. Упорядоченные, устланные гравием дорожки, медицинские посты, где можно измерить давление, кафе с напитками из душистых трав, отметки — столько-то километров от базы, такая-то высота над уровнем моря и т.д. То есть самый обычный цивилизованный, как должен быть, терренкур. Он должен появиться.

Как должен появиться четкий, документальный рассказ о последних днях жизни композитора Владимира Ивасюка. Возможно, надеюсь на то, и мое исследование станет хотя бы несколькими новыми штрихами к слову правды о жизни и смерти композитора. Возможно, эти строки побудят к поиску еще кого-то?

Итак, продолжаю работу.

Санаторий «Карпаты». Корпус первый. Комната 713.