Воспоминания
Степан Григорьевич Пушик
Родился Степан Пушик 26 января 1944 года в с. Викторовы Галичского района, Ивано-Франковской области, в семье селян. Окончил школу, работал в колхозе, потом вступил в сельхозтехникум. В 1967 году — студент Литературного института им. А. М. Горького. Работает корреспондентом Ивано-Франковской газеты «Прикарпатская правда». Член союза писателей СССР, Общества украинского языка им. Т. Г. Шевченко. В 1990 году был избран в Верховный совет. С 1992 года работает старшим преподавателем Киевского и Прикарпатского университетов.
Памяти друга
От писателя Михаила Ивасюка из Черновцов имею подарок: книжку песен его сына — композитора и поэта Владимира Ивасюка. Книжка эта уникальная: составлена из нескольких сборников, иллюстрирована фотографиями Володи, в толстой оправе, которую изготовил сам отец или кто-то другой из семьи Ивасюков.
Я никогда не думал, что мое первое в жизни воспоминание будет о друге, младшем меня на целых пять лет, и что его так тяжело написать, хотя знал я Владимира давным-давно, еще тогда, когда он создал свои первые песни: «Я пойду в далекие горы», «Червона рута», «Водограй». Знал я сына через отца, хотя тропы-дороги Володины и мои пересекались в Выжнице, Яремче. И только ли здесь! Ивано-Франковск — между Черновцами и Львовом!
И вот однажды позвонил по телефону мне домой работник областного радио Роман Андрияшко и попросил зайти в редакцию. Был уже полдень, небо окуталось во мглу, которая не пропускала солнечных лучей, но лето знало свои права, роскошествовало в нашем зеленом городе, где вырос новый дом радио, куда вот-вот должна была переехать редакция. Владимир Ивасюк ждал меня в старой редакции. Он был невысокий, коренастый, синеглазый. За той синью постоянно стояла задумчивость и какая-то тоска. Я никогда не слышал, чтобы Владимир Ивасюк звонко смеялся, разве что улыбался иногда, и любил время от времени причесывать набок свой чуб. Я знал его усатым и малословным, но, когда разговор начинался об общих знакомых, тогда Владимир будто отгонял от себя задумчивость. Мы говорили о Ростиславе Братуне, Романе Кудлике, Богдане Стельмахе, с которыми композитор писал песни, о Софии Ротару и об общем нашем знакомом, прекрасном актере и режиссере Иване Миколайчуке, который родился и рос на буковинской стороне Черемоша, в Омуте, а Володя Ивасюк — из Кицманя.
В тот день, на радио, мы слушали новые песни юного еще композитора в исполнении Софии Ротару, которые должны были выйти отдельным диском на фирме «Мелодия». Роман Андрияшко брал интервью у Владимира и оставил себе целую кассету с песнями для будущей авторской радиопередачи. Вместе пошли «на кофе», и потом долго ходили по городу, который очень нравился Володе. Он рассказывал, что медицинский институт — уже за плечами, а теперь еще — консерватория, композиторский факультет.
С первой встречи были мы с Володей на «ты», договорились, что будем писать песни, хотя я тогда работал над романом «Страж-гора». Правда, в моей рукописи обнаружилось «песенное» стихотворение «Шумит пшеница, как Дунай», написанное еще в сентябре 1975-го в Пуще-Водице, и я его послал Ивасюку. Володя создал песню для трио бандуристок, которое тоже родилось в Львовской консерватории имени Николая Лысенко. Скоро нас пригласили в «Высокий замок», но Ивасюк в телепередаче участия не брал, так как полетел в Москву на всесоюзный конкурс молодых композиторов, откуда вернулся победителем. Я бывал у него дома во Львове: пианино, стереомагнитофон, колонки…
Мы говорили о литературе и театре. Володя писал музыку к спектаклю «Знаменосцы» по произведению Олеся Гончара, и для него эта работа была очень ответственной, так как уважение к автору передалась еще со школьной парты, и в семье Ивасюков романист был лелеян особым почетом.
В надднестрянском селе Огородницы студенты консерватории были на фольклорной практике. Но в семье еще с детских лет будущий композитор припал к этой целебной, живительной и молодильной воде. Однажды я спросил Володю, знает ли он, что такое красная рута? Ответил, что есть у Владимира Гнатюка рута красная. Я сказал, что в Черногоре цветет рододендрон восточнокарпатский, который тоже так называют. Согласились, что совершим путешествие летом в горы.
Через несколько дней он позвонил по телефону, чтобы я договорился о жилье, и поедем в горы с интересными людьми из Москвы и Киева. Я заказал места в «Беркуте» на Яблуницком (Татарском) перевале, но с Ивасюком и его друзьями в горы поехать не смог. Володя был очень доволен отдыхом, благодарил.
Приезжал ко мне в январе 1979, а потом — в конце марта. Привез пластинку-гигант в чудесном конверте: с одной стороны фотография Софии Ротару, а с другого — его. Когда пришли ко мне домой на обед, то в дом стали забегать и соседки, чтобы сблизка глянуть на Ивасюка:
— У него такие синие глаза, что можно в них утопиться, — перешептывались.
— Не топитесь, ведь будет некому спасать, — отшучивался я за Владимира.
В тот день мы много переговорили о разных делах. Он агитировал написать либретто оперы или балета, и я зажегся это сделать. Потом пошли в город. Я смеялся над другом:
— Женись, ведь старого парня женить — как старого коня продать.
— А разве я уже такой старик?
Ему было двадцать девять…
Потом пошел к знакомым. Звонил по телефону, просил подумать об отдыхе в горах на несколько дней: надо набраться сил перед сессией — сдавал экзамены за два курса консерватории, чтобы освободить время для творчества. Потом приехал еще раз в Ивано-Франковск, привез новую песню:
— Это твоя песня. Будет называться «Я еще не все тебе сказал».
— А почему не «Повеял буйный ветер из-за гор»?
— Так будет лучше. Назарий Яремчук записывает ее для телепередачи «Песня–79». Будет хорошая песня, старик! (он называл меня «стариком», а я его — «юнаком»). Я еще начал одну на твои слова, но нужен широкий припев, чтобы было пространство для музыки. Но пока что подождем, ведь сессия.
В горы мы не поехали. Володя еще позвонил по телефону из Львова, чтобы я срочно изменил одну строку, так как «повеял ветер и нарвал дождей» прозвучит двузначно. Я заменил на «в небе ветер накосил дождей» и передал по телефону Ивасюку, но эта песня в передаче не прозвучала…
Никто не знал, куда подевался композитор. Он исчез 24 апреля, а похоронили мы его на Лычаковском кладбище 22 мая 1979 года. Самые чорные слухи распространялись кем-то, наверное, умышленно. Рождались никчемные сплетни одна за другой и росли, как лавины. Люди, которые называли себя интеллигентами, были хуже базарных баб.
Я стоял в почетном карауле возле его гроба, на котором был портрет, напечатанный на конверте с пластинки, только лишь в барвинковом венке. Вспоминал все наши встречи. Упрекал себя и раскаивался, ведь однажды мне рассказали, будто слова «Червоной руты» написал отец Володи. Я сказал ему:
— Мне кажется…
— А мне кажется, что я бы не разрешил себе, чтобы за меня писал стихи отец, хотя он и писатель, — ответил.
Тогда цвела весна, когда мы хоронили поэта и композитора. Песню «Тогда цвела весна» написал на мои слова композитор Богдан Шиптур, который учился в одной группе с Ивасюком, хотя должен был бы написать Володя. Я долго не мог отойти после потери друга. На поминках мы что-то говорили о нем. Но в тысячи раз больше наговорили разномастные спекулянты, которые и теперь еще не успокоилось, хотя не знают о Владимире Ивасюке ничего.
На следующий день, в автобусе, который вез меня домой, я написал стихотворение-прощание «Памяти друга»…
