Воспоминания

Вадим Григорьевич Ильин

О Владимире Ивасюке — правдиво и с любовью

Вадим Ильин

Впервые о Владимире Ивасюке услышал по телевидению, а также из разговоров друзей и знакомых. Слушал его знаменитые «Червоную руту» и «Водограй» и подумал, что эти песни в скором времени станут «шлягерами». Так оно и случилось. О Володе и его песнях в то время говорилось и писалось очень много, а его музыка звучала ежедневно в различных радио- и телепередачах.

В это время я тоже только начал писать песни и мне было очень интересно познакомиться с таким одаренным парнем, хотелось встретиться, тем более, что на фирме грампластинок «Мелодия» вышла наша небольшая общая пластинка. С одной стороны была песня Ивасюка «Червоная рута», а с другой мои — две: «Эхо в горах» и еще одна, какая именно, я уже не помню. Эта пластинка разошлась по всей Украине, и наши песни звучали почти из каждого окна, такое тогда было время. Позже у Володи появлялись все новые и новые песни.

Вот и настало время нашего с Володей знакомства, шел 1972 год. Я с поэтом Юрием Рыбчинским поехал в Москву на конкурс артистов эстрады, а в эти дни в Москве находился и Володя. Юра Рыбчинский уже тогда был знаком с Ивасюком, поэтому при встрече познакомил и нас. С первого же дня знакомства мы как-то сразу подружились. Проживал я в гостинице «Россия» и по нашей общей с Володей просьбе его поселили в мой номер, что дало нам возможность поговорить о музыке, поэзии, исполнителях и на все другие темы, интересующие нас обоих. Я уже был членом Союза композиторов Советского Союза, то есть профессиональным композитором. Писал в основном музыку для театров, но меня очень интересовал и песенный жанр, поэтому в общении с Володей, а был он для меня в данной теме яркой фигурой, было о чем поговорить, поспорить. Володя был очень откровенным и интересным в общении, иногда наши разговоры продолжались далеко за полночь. В свободное время мы много ходили, ездили по Москве, потому что Володю интересовало все, он хотел везде быть и все видеть своими глазами, но еще к тому же и фотографировать.

Вадим Ильин

Однажды мы зашли в гости к знакомому Володи, композитору Экимяну. Он, оказывается, дружил с этим «генералом, который пишет музыку», так он мне его представил. Алексей Гургенович был генералом Московского МУРа (возглавлял отдел уголовного розыска), а в свободное время действительно писал прекрасные песни, которые исполняли известные певцы всего Союза. Алексей Гургенович был человеком веселого и искреннего характера. Кстати, жена у генерала была украинкой, соответственно кухня дома была у них украинско-армянской и очень вкусной, а наши разговоры за столом — интересными. После застолья был небольшой концерт за большим роялем, стоявшем в уютной квартире хозяина. Каждый из нас исполнил свою песню, а Экимян даже несколько. Экимяна было очень интересно слушать, он был мудр, прожил сложную жизнь, рассказывал множество интересных историй, о своих знакомствах с великими личностями, истории из своей службы. Рассказывали о нем такую быль. Однажды, к известному певцу Льву Лещенко приезжает милиция и просят с ними поехать. На вопрос взволнованного артиста куда? — отвечают, что впоследствии сам увидит. Привозят под студию звукозаписи, а там ждет улыбающийся Экимян и просит: «Лева, пожалуйста, запиши эту песню…». Впоследствии заходили к нему еще несколько раз по делам, и каждый раз я слышал от Экимяна один и тот же вопрос: «Володя, ну расскажи, как ты написал «Червоную руту»?». Очень любил украинскую песню генерал-песенник, мечтал и сам написать песню на украинский текст, что, в конце концов, через некоторое время и сделал.

С этого времени мы с Володей встречались довольно часто, в различных передачах, в разных городах и оба искренне радовались этим встречам. Я стал лауреатом «Песни–78», мои песни пели ведущие певцы советской эстрады. Я часто работал в киевском доме отдыха «Ворзель», куда приехал и Володя, он там бывал, ему в «Ворзеле» всегда хорошо работалось. Как раз на это время пришелся и мой день рождения, приехали гости из Москвы, Киева и из других городов. Коронкой нашего обеда были украинские вареники с вишнями. Они пришлись всем по вкусу и много лет о них вспоминали. Это были хорошие времена, с интересным и полезным общением, от которого каждый имел плодотворные результаты в своем творчестве.

Володя заезжал ко мне домой — стоит, улыбающийся в дверях, с бутылкой шампанского в руках, и просто говорит: «Старик, я к тебе…». Я и моя семья очень любили Володю, всегда были рады его приветствовать в нашем доме. Каждая встреча приносила нам большое удовольствие и хорошие, содержательные беседы. Володя уже учился в консерватории, я искренне приветствовал и поддерживал этот шаг в его жизни, ибо в те времена очень ценилось звание профессионального композитора, его не сравнить с настоящим. Нынешние «композиторы» не только не имеют профессионального образования, а иногда и нот не знают, еще и со сцены кичатся своим невежеством. Мы жили в другое время, для нас были примером такие композиторы, как Хачатурян, Шостакович, Скорик, Прокофьев, Пахмутова, Френкель и многие другие, потому что они писали настоящую музыку. Конечно, вступить любому композитору в Союз композиторов было непросто, некоторые даже из очень известных, как, например, Тухманов, членство в Союзе получили не с первого раза. Я это пишу для того, чтобы было понятно, как высоко ценился в наше время профессионализм. Володя был профессионалом, но ему были нужны еще консерватория и Союз для официального признания.

Впоследствии мы с Володей, не боюсь этого сказать, подружились. Мы знали в подробностях друг о друге, без тайн, много также и учились друг от друга. Я часто наведывался во Львов, где проживает по сегодняшний день моя старшая сестра и, соответственно, мог встречаться с Володей. В то время Володя уже имел свою квартиру во Львове, я пользовался приглашением Володи останавливаться у него. Я выбирал Володю, а не сестру, потому что он был яркий и одаренный, с ним было интересно. За длинными разговорами о творчестве и будущем, мы не всегда ориентировались во времени. В свободное время Володя знакомил меня со Львовом, Черновцами, Карпатами, архитектурными и скульптурными достижениями этих краев. Был знаком с его семьей: родителями, сестрами, а с Галиной поддерживаю связь и сейчас. Одним словом, у нас с Володей была крепкая мужская дружба, нам не мешали разные языки, на которых мы общались. Я разговаривал, в основном, на русском, а Володя — украинском, но мы прекрасно понимали друг друга.

Музыка Володи была и является чистой, духовной, а его стихи к музыке — высокопрофессиональные. Он был одарен от Бога, потому творил музыку и поэзию, а это дается не многим. Хотя теперь слышим о таких «одаренных», правда от них самих, а не от критиков, и нет теперь и поэтов-песенников, в полном смысле этого слова, с которыми Володя сотрудничал. Аранжировки для больших оркестров Володя делал сам, расписывал партитуры, писал программные произведения для консерватории — вариации, сонаты, прелюдии, рондо.

Володя учил композицию до конца своих дней, ведь когда его ожидал автомобиль, 24 апреля 1979 года, он вышел из консерватории… Я не хочу об этих известных фактах много говорить, но, по моему мнению, одной из причин его исчезновения была человеческая зависть. Он был молодым, известным и состоятельным человеком, а такие вещи не всем нравится. Перед своим исчезновением Володя был в Киеве и, как всегда, остановился у меня. За обеденным столом Володя почему-то в этот раз, как на исповеди, рассказывал о планах на будущее, они были грандиозные. После его смерти велось много разговоров о какой-то депрессии, плохом самочувствии, я категорически отрицаю такие слухи. У него было прекрасное настроение и высокий оптимизм на будущее. «Старик, что бы мне такое написать серьезное, я хочу писать симфоническую музыку, и я ее напишу» — такие были у него планы!

Вскоре, буквально через пару дней, он мне звонил с конкурса из Хмельницкого, а уже через два дня позвонила его мама, София Ивановна и спросила, не у меня ли Володя, потому что он пропал, его не могут найти. Ждали его и искали почти месяц, а нашли в военной зоне, огороженной колючей проволокой, куда вход был запрещен… Хочу еще напомнить, что когда София Ивановна пришла после опознания сына в морге, сказала: «Он весь избитый, весь живот в синяках!». Похороны были исключительными, несли гроб с телом Володи на руках, шли пешком тысячи людей и плакали, потому что любили своего композитора. Я также нес гроб своего верного друга, как и Василий Зинкевич, Назарий Яремчук, Юрий Рыбчинский, Игорь Билозир и много, много других его знакомых и просто поклонников его творчества. Это была трагедия! Умер молодой, талантливый, известный композитор, имея едва тридцать лет, в расцвете сил своего таланта. Знаю только одно, это не было самоубийство, просто убийство! Но нашлись мерзавцы, которые укоротили ему жизнь! За последнее десятилетие он, посмертно, получил высокие правительственные награды, о нем пишут, звучат песни. Это все хорошо, но лучше, чтобы он был жив. Мне по сегодняшний день его не хватает, я его до сих пор жду…